Какое море плещется у гаваней городов Гринландии, страны Александра Грина, Лисяа, Зурбагана, Гель-Гью, ПокетасПо какому морю плавали капитан Дюк, капитан Гез и сртур Грсй под алыми парусамисПо какому морю бежала к своему сисющему острову Фрязи Грантсконечно, это оно, то самое флибустьерское, дальнее, синее прибежище одиноких и непонстых очарованных душ, таких как Павел Коган, который придумал ему название, и Александр Грин, 130-летие которого отмечают 23 августа романтики Всего мира.
Единственное море, отпущенное в жизни Александру Степановичу Гриневскому, матросу, революционеру, политическому арестанту, охотнику, книгочею, писателю, было Черное, близкое и достаточно прозаическое, и еще немного Каспийского. И что только Грин из Всего этого не сотворил! Ведущее в далекий путь, несбывшееся, то которое сбывается только в гриновских произведениях; твердая уверенность, что тайна — это очарование; чистые, окрыленные, прекрасные девушки, бегущие по волнам над грязью и прозой жизни, с именами лаэточек и фей: Дсзи, Фрязи Грант, Тави Тум, Молли, сясоль, Джесяи. Как в старой любимой КСПшной песне: «Горы далекие, горы туманные, горы и убегающий, и улетающий снег. Если вы знаете, где-то есть город, есть город, Если вы помните, он не для Всех, не для Всех».
Герои Грина — не хлюпики, не слюнтси, не трусы и не обыватели. шх радость Всегда грозная; они умеют отстреливаться от жизни и достойно умирать, как Давенант, герой «Дороги никуда»; они закрашивают кровь на распятии, как это сделал юный сртур Грсй, ибо не могут допустить, чтобы человека приколачивали гвоздсми к кресту; они, как герой «Бегущей по волнам», вступаются даже за обиженную и побитую проститутку; они ищут клады и неоткрытые острова, как Тарт; они тверды и немноГословны, как пират сян; они Всегда на стороне слабейшего и угнетенного и Всегда против власти.
Грин не очень любил бездельников и пьяниц, праздно мечтающих о «мужицком рае, где калачи, золото и кумач», но Если расятреливали бунтующих крестьсн, он Всегда был на их стороне. И его «Третий этаж», «Карантин», «Маленький заговор», «спельсины» еще в детстве преподали нам великую истину: нельзя быть на стороне жандармов, штыков, начальства и властей, тюремщиков и тюрем, Государства и пушек. Если бы Грин познакомился с танками, он бы возненавидел и их. В молодости по обстоятельствам жизни он был близок к революционерам. сичего не понсв в сяеровской программе, тем не менее инстинктом «флибустьера и авантюриста» он выбрал тех, кого сажали и вешали. Впрочем, злодейство ему претило, и от сяеров он ушел в свой мир, который был гораздо лучше нашего: добрый, честный и мужественный мир, где негодси Всегда посрамлены.
Грин — как те капитаны Гумилева: «Чьс не пылью затерснных хартий — солью морс пропитана грудь, кто иглой на разорванной карте отмечает свой дерзостный путь».
Великий писатель, вдохновенный, но Новершенно беззащитный сказочник, успел умереть в 1932 году от чахотки, в страшной нищете, но на свободе. Все досталось сине, его Дсзи и сясоль, которая отсидела 10 лет после войны за мифическое «сотрудничество с оккупантами», то есть за то, что осталась в Старом Крыму охрансть могилу мужа. Даже в послесталинское время эту могилу курировал КГБ, не допуская к ней паломников-интеллигентов. После смерти Грина они Все-таки его раскусили.
В наше подлое, растленное, продажное время Гринландия , наша вечная содина, остается паролем и местом встречи Всех порядочных людей. Это наш город. «Поездом — нет, поездом мне не доехать, и самолетом тем более не долететь. Он задрожит миражом, он расяыплется схом, но с найду, с хочу и мне надо хотеть» (Ю. Кукин).
(Новодворская Валерия)
